|
„…Видно прям у него — вы были правы — |
Недожареное
Американизирован до корней волос! Две недели назад вернулся из Лос-Анджелеса. Ездил на кабриолете с самой красивой женщиной на Земле, гулял по Бульвару Звёзд в Голливуде, ужинал в ресторане, куда не прочь наведаться сам Джорж Клуни… И долгов у меня, как у дурака — фантиков. Акции падают, работа сосёт — а оптимизма несмотря на это столько, что хоть самолёты заправляй! Ну разве не америкос я?
Надо что-то делать. Причём срочно. Нельзя позволить себе утонуть в этом омуте призраков и мыльных пузырей. Сказано — сделано. Ха! Не всё так просто…
А что бы делал русский на моём месте? Наверное, сначала как следует обругал бы жену, потом бы позвал другана, залили бы за шиворот. Нажрались бы как свиньи… А после недельного запоя встал бы на путь превращения обезьяны в человека. Потом, на стадии неандертальца, приступил бы к осмыслению окружаещей действительности. Негатив — в одну сторону, позитив — по боку. Не до позитиву, быть бы живу. Итак, в куче серого костлявого негатива вырисовывается огромная чёрная дыра — деньги, вернее, субстанция их пожирающая, а именно: жизнь. Выхода два: накормить дыру позитивом, забросать её мамонтами (вот как они вымерли!), банами, колбасой, машинами, шмотками и щедрыми зелёными чая… чае… чаи… чаевыми. Или забить на жизнь. И в первом и во втором случае притяжение дыры ослабнет. Первый вариант, очевидно, не русский и не для русских. А из второго чётко вырисовывается жизненный план: забить на жизнь. Несомненно, стоит только американцу забить на жизнь, как он тут же начнёт говорить и понимать по-русски. Вернее русские его начнут понимать. Начнут, начнут! И сам он, наконец, начнёт понимать смысл жизни.
Смысл жизни… А, вот о нём я, кажется, стал подзабывать в последнее время. Тупая американская машинка стрижёт мозги у своих налогоплательщиков как деньги. А ведь помню! Я помню как в… 4-ом классе (или когда учат „Бородино“?) Раиса Михайловна, преподаватель „Русского языка и литературы“, самая строгая и одна из самых любимых учителей говорила: „Не растеряйте душевный порыв и трепет…“ Всю жизнь я думал об этом и всю жизнь боялся забыть, чтоб быть готовым его не потерять… Но вот уже и жизнь давно за горами-буграми, а я всё боюсь что-то растерять для будущей жизни… А она идёт и всегда шла. Чертовски обидно становиться америкосом. Не могу ничего сделать. Выгоните меня из страны этой. Пожалуйста, господа американцы, не дайте растерять последние душевные порывы моей белорусско-русской молодости! И язык я ещё не забыл!
Ну а выгонят меня домой и — кем я тогда стану?! Беларусом? Не, чэсна, якой з мяне беларус? Вот белоруссом я когда-то был! Да, я гордился своей родиной, своей страной, когда выцарапывал на парте большими буквами „БССР“ и не давал соседу рисовать усы на фотографии Максима Танка в моём учебнике по „Белоусской литературе“. Может и не гордился я страной, но я горжусь сейчас! Тогда никто не думал о том, что надо ей гордится. Потому что все были счастливы. Никому и в голову не могло прийти, что мы можем быть чужими, что нас станут делить по языкам и коже. Все дети, по крайней мере, так думали — взрослые всегда не довольны и могли думать что угодно, хотя, позволив себе на секунду расслабиться, предполагаю, что думали взрослые совсем не по-детски… хи-хи… И зачем было нам гордится, если мы знали, что всё будет хорошо?! А сейчас я вот горжусь (хоть и не стало всё хорошо), по-настоящему с болью гожусь, кем я был и где вырос, но презираю ту страну, в которую сам же превращаю свою советскую социалистическую республику, позволяя высушивать её мозги; и молча соучаствую в преступлениях президента. „Белорусы будут жить бедно, но не долго.“ — говаривал тогда батька, да только вот, где они белорусы сейчас?! В тюрьме, в земле, за бугром и на заводе. Молчат и превращаются в корм для червей. Не поеду домой.
Дома хорошо бывать, но не быть. Быть означает разделять горе, которого море, и радость, которой там не осталось. Быть там означает не быть больше нигде. А это, согласитесь, грустное следствие. Да и какие ещё последствия могут вытечь из этих следствий, одному прокурору известно. Но должен же где-то быть выход…
Я знаю, где выход! В победе (нет, не революции) воображения над разумом! Неважно, что первично, уважаемые марксисты, важна цель! Если победить разум, то можно будет всё перевернуть с ног на голову. И тогда всё встанет на свои места. Мир вокруг переименуется, переадресуется, утрясётся и ляжет у моих ног красной дорожкой с зелёными акациями над головой и лопухами по бокам. И я побегу за золотым клубочком по этой мягкой ровной дорожке. Просто вещи нужно назвать своими именами. И неважно как назовут меня. Есть я и только я. Я, я, я, я…
И это не выход. Эта теория утопична. Да и скучно будет такому стадному животному как я жить в далеке от моих друзей, семьи, Наташки и Сашки. А может сделать что-то для них? А они потом — для меня? Сделаю всем приятно, и потом все как сделают в один день мне одно большое приятно и я стану счастлив и больше не надо будет ничего делать и воображать!
Снова утопия.
И опять не то.
Забей.
Запей.
Запой.
Заной.
Завой.
Заплачь.
Заткнись.
Остынь.
Успокойся.
Оглянись вокруг.
Возьми себя в руки.
Вспомни Раису Михайловну. Вспомни деда. Отыщи то, что не сумел отыскать он. Смерти нет. А если она есть, она сама меня отыщет. Найди то, что нелегко искать. Найди смысл. В нём и есть смысл жизни. Встань и иди вперёд. Ты не америкос. И никогда им не станешь, если будешь идти вперёд. Это говорю тебе я, твой внутренний голос.
А летом мне будет 30… Страшная цифра, но я ещё всё успею.
|
„Синей птицы не стало меньше, |
Жизнь идёт и я иду. И пишу об этом вам. Успокаиваю себя, что всё будет хорошо… Пишу чтобы не забыть куда и зачем я иду, что я словил и что ещё я хочу словить.
Про жизнь свою я вам рассказал. А тем кому этот профиль не нравится, переворачиваю котлету другой стороной.
Пережареное
В начале сентября из Таллинна в Нью-Йорк вернулась моя семья: Наташа и Саша, - и привезли с собой бабушку. С бабушкой сразу стало хорошо. Обед на плите, ребёнок при деле, руки свободны и голова не болит.
Через недельку все привыкли к восточному времени и перестроились к жаркому и влажному климату Бруклина.
В этом году культурно-развлекательная программа для тёщи была не столь загружена, как в прошлом, но бабушка и от отдыха устаёт. Люди закалённые СССР-ом не умеют сидеть на диване. Что ж встаём, идём, едем. „Игать, хоцю не спать, бум игать, папа, дём игать, бум ба-аваться…“ — зовёт Сашка.
Едем на Манток. Смотреть маяк. Манток (Montauk) — это самая восточная точка нашего острова (Лонг-Айленд). Наш он, разумеется, постольку поскольку. Ехать до него не так далеко — миль 120. Два часа на машине. Природа там суровая, но великолепная. Осень. Скоро Халоуин — парад ведьм. По пути пролетают фермы с выложенными на показ тыквами и кабачками. Их ярко-оранжевый и жёлтый цвет радует глаз и рисует в голове образы Фреди Крюгера и всяческие милые ужасности.
Виноградники летят
один за другим. Уже проезжаем Хэмптон. Здесь выращивают один из лучших Шардоне,
который потом продают за безумные деньги местным богатеям. А богатых людей
здесь очень много. У многих дома стоят на берегу океана, так что открыв утром
огромное раздвижное стекло-окно-дверь можно сразу же ступить на песчаный пляж и
услышать мягкий шум атлантического прибоя… Я там не был. Фотографий нет. Но
жена немного гуляла там ночью под звёздами и когда я спросил, что она там
видела, она не смогла ничего членораздельно выговорить - только улыбалась… А
вон уже маяк. Красненький. Паркуемся. А где наш змей?..
Исследовав
каменистое побережье в заливе Block Island Sound, лезем на маяк. Маячок очень примечательный, надо
сказать. Построен он был не помню точно каким президентом, но обошёлся он ему
всего в 23 тыс. долларов. То ли доллары были тяжелее, то ли кирпич легче, но
маяк выглядит на миллион. Был он, правда, до конца прошлого века масляным,
потом стал большим керасиновым кирогазом, а накануне Второй Мировой в него
вкрутили лампу. Я был поражён тем, как такая малюсенькая лампочка так далеко
светит. Есть на нём и сирена, которая включается во время тумана. Орёт, судя по
устрашающим табличкам, так, что к маяку не подойти.
Купили бутылку
вина. Нашли уютное местечко в заливе, с видом на Конектикут и Роуд Айленд.
Сидим на песочке. Пьём вино. Солнышко греет, песочек рассыпается, вино
бродит…
Но Саша
вино не пьёт. Так что сделал я ему удочку из куска лески, прута и железного
поводка скрученного крюком. Теперь довольный. Ловит рыбу. Забрасывает, ждёт
секунду-две, говорит что-то, начинает имитировать как сматывается леска на
катушку и кричит пай-ал! Вылитый рыбак!
Раз сто мы так с ним пай-али, вымочили штаны и отправились ужинать в местный звёздный ресторан East by North East. Неплохое место. Вид на озеро. Закат бесподобный. Интересные блюда с японским акцентом. Правда, сделаны они на американский манер. Порции оказались чертовски большие. С трудом осилив, выбираемся на воздух… Вокруг тишина, озеро и отражающиеся в нём яркие звёзды… Что ж, пора домой. Впереди три часа трафика.
Второй год подряд, мы используем бабушку по назначению: бабушка сидит с внучеком, — а родители внучочка неделю отрываются на другом побережье. В прошлом году мы, правда, до побережья немного недотянули — засели в Лас-Вегасе, но в этом году планы сложились более восточные. Вот парадокс, чем дальше на запад, тем ближе к восточному побережью. Однако, уже приземляемся в Лос-Анджелесе. Интересно, что, несмотря на ясное небо, мы не можем увидеть с самолёта центр города. Внизу деревня с редко торчащими холмами высоток. Угадали только Санта-Монику. Лос-Анджелес не впечатлял поначалу ничем. Бульвар Звёзд совсем вогнал нас в тоску. Может от жары города, а может от заранее изученного компромата, мы начали уставать.
На следующий вечер,
краски стали ярче. Сначала ресторан Koi (говорят, туда часто ходит Клуни),
потом звёздый Голливудский бульвар, потом какая-то тусовка знаминитостей,
паппараци, звёзды, горы и… снова дороги, дороги, дороги… Дороги отрезвляют,
дороги напоминают о месте в жизни, дороги выводят, дороги ломаются, дороги
кончаются… Всё как везде. Всё как в жизни.
На третье утро мы забросили в кабриолет свои вещички. Солнце, рай, пальмы Санта-Моники, знаменитый пирс (именно здесь оперы из многочисленных фильмов о городском криминале кушают по утрам хот-доги), широкая бесконечная полоска пляжей, первая дорога уже огибает Малибу, тепло как в раю, горы сменяются всё новыми и новыми видами — подъезжаем к Санта-Барбаре, городу, в котором, казалось, мы знаем всё…
И
неправильно казалось — городок этот выгодно отличался от телевизионного
варианта. Настоящая ривьера! Чистенькие улочки, шумный пирс с великолепным
видом на океан. Там впереди в тумане едва виднеются маленькие острова, а чуть
поближе к берегу — огромный океанский круизный лайнер. В городе сказочно тепло
и солнечно — и не покидает ощущение оторванности от суеты жизни большого
города. Мы, как настоящие туристы, прокатились на экскурсионном автобусе по
историческому маршруту: верфи, кладбище (где самая дешёвая земля в городе — за
50 тыс. можно въезжать хоть завтра), усадьбы богатых (поговаривают, что и Том
Круз прикупил себе здесь недавно домик), главная улица, Миссия, горы… Наконец,
добрались до машины и продолжили наш путь на север.
Солнце садилось и потому моя внезапно возникшая идея искупаться в океане на закате нагишом становилась всё более необузданной. Как назло, дикие пляжи не попадались: всё одни парки-пляжи, - да и те перестали попадаться. Мы сдались — следующий пляж, каким бы он ни был, должен подарить нам закат!
Захватив бутылочку Alizé, мы спустились к морю. К сожалению,
мы оказались здесь не одни. Но я всё равно искупался. Каждый раз оказываясь на
Тихом Океане у меня возникает желание в него нырнуть. Вода здесь была не очень
тёплой, но купаться было можно, хотя Наташа и не стала. И какого же было наше
удивление, когда недалеко от берега мы заметили дельфинов!
В Сан-Хосе мы приехали ночью. Остановились у наших друзей — Виктора и Лены Новиковых. Выпили, поболтали об их только что завершённой поездке по Европе и замученные легли спать.
А на
следующее утро мы сдали наш кабриолет и все вместе отправились на океан — на то
самое место, где мы были три года назад… Время бежит и изменяется. Изменяемся
и мы, но вот океан остался прежним. Глубоким, волнующим, могучим и
таинственным.
Погуляв по заливу в Сан-Франциско, мы простились с Калифорнией и отравились домой в Нью-Йорк. Потом был Бостон, Филадельфия. Друзья, знакомые, земляки, дети, лица. Жизнь мелькает и бежит — и вот уже за окном лыжного коттеджа идёт хлопьями снег, а внутри — тепло от огня камина, свежо от запаха свежей ёлки и радостно от предчувствия начала Нового 2006-го года!
Продолжение следует…
