Если бы ветер умел говорить, |
Светило солнце, между берёз шелестел тёплый и лёгкий ветерок, маленькая истоптанная извилистая песчаная дорожка вела меня к краю кладбища: там, над ручьём, я думал, лежит мой дед, мой идеал, моя надежда и ответ на тысячу вопросов... Я много раз представлял себе эту минуту. Словно я пытался найти его там, словно потерял и никак не дойду... И вот – могилка, а деда – нет...
Но с того дня стало легко и чисто на душе. Я начал кое-что понимать. Он всегда был со мной, и он всегда будет. Теперь словно я – это он. Как будто мы снова вместе. Я знаю, дед, ты всегда меня уважал. Не только меня – ты всех умел уважать. Ты давал нам столько, сколько мог. Порою было трудно слушать, но теперь я ещё сильнее горжусь тобой и ещё чаще благодарю тебя за то, что ты учил меня жить.
Бабушка тоже ушла. Быть может, я виню себя за то, что не мог быть в последние её дни рядом, но теперь это уже не важно. Теперь вы живёте у меня в сердце. И мне кажется, что я слышу вас. Мне очень жаль, что мой сын уже никогда вас не увидит, но я знаю, он будет такими как вы, потому что я сам хочу быть похожим на вас.
Иной раз у меня что-то не получается и я ищу себе оправдание, чтобы пожалеть себя; закрываю на всё глаза и пытаюсь поверить в то, что всё на самом деле не так... Потом я думаю, вспоминаю, мучаюсь. Наконец, сдаюсь, засыпаю... Но когда я вдруг, просыпаясь, нахожу себя, когда, например: вижу неуклюжие Сашины шажочки, или иду босиком по траве, или прижимаюсь щекой к дождливому окну, или сжимаю Наташины хрупкие ладони, - я чувствую, что жизнь – это чудо и неповторимое счастье. Вот так, наверное, мы и стареем, но... отчего же я до сих пор чувствую, как в глубине души живёт и веселится, несмотря ни на что, по-прежнему маленький и беззаботный ребёнок?..
3 часа дня 18 марта 2003 г.
Ты только что появился на свет – и с твоим первым криком у меня замерло сердце. Так странно, так необычно, как будто бы всё это происходит не со мной... Через два часа тебя отмоют, запеленают и отдадут твоей маме. Она обо всём на свете забудет, будет бесконечно улыбаться и не верить своим глазам – ты научился сосать молоко!
Где ты?! Где я?! Есть кто-то ещё?! Я приподнялся с кровати и прислушался... В квартире никого нет. За окном – дождь. Через океан, наверное, летят самолёты бомбить Ирак... Что будет дальше? Ты сейчас спишь рядом с мамой в госпитале, тихонько сопишь. Утром она расскажет мне, как ты кушаешь, как кряхтишь, какие у тебя маленькие ножки. Я буду смотреть то на тебя, то на неё – вы такие одинаковые... Вы сейчас такие естественные, а я такой непонятный... Что же на самом деле происходит? Когда я сумею почувствовать себя настоящим отцом?
23 марта 2003 г.
Сегодня ты обедал целых десять раз... Боже, ты так похож на твою маму! Но когда ты повернул ко мне своё личико, мне стало страшно – я словно увидел себя... Но всё это только мелькнуло.
Год назад
Я никогда, никогда в жизни, слышишь, тебя не обижу. Я буду всегда рядом. Я буду всю вечность благодарить судьбу и тебя за то, что ты есть... Твоё подвенечное платье сверкает и кружится, но твои руки – я чувствую, как они дрожат.
26 марта 2003 г.
Саша! Ты – Саша. Я – твой папа. Это твоя мама... Ты ещё ничего не видишь и плохо слышишь... А знаешь, мне третьи сутки мерещатся детские лица и слышится плачь...
Ты уже знаешь, что такое соска. Побывал на улице, полюбил купаться в воде. И пускай у тебя ещё не отвалился пупок, пускай ты весь день спишь либо сосёшь сиську, - ты через два месяца научишься смеяться, через полгода станешь показывать первые зубы, потом научишься сидеть, произнесёшь первые звуки. Через год ты будешь скакать на попке как кенгуру и ползать как барабашка. Ещё через два месяца отпустишь от стены руки и зашагаешь... И как знать, быть может, уже тогда задумаешь свой первый в жизни план.
Полтора года спустя
У меня тоже когда-то были планы. Сегодня совершенно случайно обнаружил своё письмо к Наташе (ты ещё тогда не была моей женой). Я писал, что я один и про свои планы: Думаю одно (фантазии, воспоминания, картинки...), а пишу совсем не о том: словно хожу вокруг или крадусь... или боюсь чего? Может быть, мне нечего сказать? Чушь... Знаю, ты заполнила все мои клетки и мысли. Больно и трудно быть с тобой не видя тебя наяву. Но стоит лишь взглянуть на усыпанное тысячями звёзд небо – как ты возвращаешься... И я снова строю и строю планы. Мечтаю вот и в Питер попасть тоже. И если год назад я действительно просто мечтал об этом, то теперь это уже походит на план. Знаешь, бывает, переходишь невидимый рубеж – и уже уверен, что ты непременно настигнешь цель... Наташа, а ты бы, правда, поехала со мной в Петербург?..
15 июня 2004 г.
Ряды домов – жёлтых, потрескавшихся – словно рёбра гигантского зверя, взволнованно вздымались, озирались болезнью на безразличных прохожих, хлопали серыми окнами, урчали моторами Жигулей в тесных колодцах, выдували на Невский вместе с чахлыми собаками подворотную пыль, потом важно отхлёбывали холодного пива и растворялись в нём от хмеля весеннего солнечного воздуха.
Лето в Летнем Саду едва только началось. Петербуржцы красились в южный цвет, выставляя солнцу как на продажу свои изголодавшиеся, по-северному бледные лица и руки. В парке было тихо и спокойно. Хотелось без устали мечтать и вдыхать свободу. Я целый год не путешествовал один! Не то чтобы я этого ждал, но было чему приятно насладиться. В одиночестве есть своя сила. Я обнаружил её в себе едва увидев метро, людей, город – огромное наше!
Но от всего этого наше-ствия я очень быстро стал уставать. Ни Невский Проспект, ни Казанский Собор, ни Дворцовая Площадь, ни даже набережная не производили, казалось, должного впечатления и не дотягивали моё настроение до счастливого состояния. Вот тебе и одиночество, вот и его сила... В одиночестве есть и своя слабость.
Я испугался. Сначала в шутку над собой посмеялся, потом – всёрьёз зациклился: с каждым новым событием я пугался своего очередного безразличия к окружающим меня предметам. Казалось, меня уже мало, что интересует, вернее: мне казалось, что меня всё вокруг притягивает и интересует, но – не захватывает, будто я посторонний, лишний в этом городе. Я шёл мимо Исакия, но думал об Астории. Я шёл мимо Астории, а думал о каком-то призраке гения... Я глядел на медного Петра, а видел загаженные голубями мощи и бездумно повторял выбитую на Исакии и такую бессмысленную для меня молитву: Господи, силою твоею возвеселится царь...
Я испугался времени. Меня поразил курс валют. Мне было неловко стоять рядом с камерой хранения и её хоронителем, который в её мраке хоронил не только сумки и рубли приезжих, но и их настроение. Я хотел быть своим, но почему-то всё вокруг становилось чужим...
Наконец, я проголодался и забрёл перекусить в «Русский Клуб», где меня встретил... негр! Нифига себе, - подумал я. Они уже и по-русски разговаривают... – cекунду-другую я колебался, но всё же последовал за необычным официантом к столику у окна...
Продолжение следует...